Стивен ощупал ее тело. Он развернул Бронуин и провел рукой по ногам, нахмурившись при виде кровавых ссадин на коленях. Нежность покинула ее. Как он смеет так бесцеремонно рассматривать ее на глазах у ее людей!

— Отпусти меня! — потребовала она. Стивен не обратил внимания на ее слова и взглянул на Тэма.

— Несколько порезов и синяков, но, похоже, ничего серьезного.

Тэм выпрямился и кивнул. Он, казалось, сбросил десять лет.

— Если ты закончил, я хотела бы вернуться домой, — заявила высокомерно она.

Стивен повернулся к ней, и она поняла, что он был очень, очень сердит. Дождь понемногу стихал, и рассвет начал освещать небо. Бронуин села и попыталась успокоиться.

— Я хочу видеть Алекса.

— О нем позаботились, — процедил Стивен. Он крепко схватил ее за запястье, и, вставая, заставил тоже подняться. Потом направился к своей лошади, потащив ее за собой.

— Я требую, чтобы ты меня отпустил, — проговорила она как можно спокойнее. Он развернулся и рванул ее к себе.

— Если ты скажешь еще хоть слово, я задеру тебе юбку и отлуплю так, что вся спина посинеет. Алекс в безопасности — в большей, чем ты сейчас, так что больше не искушай меня! Ясно?

Она вздернула подбородок, но не дала ему повода выполнить свою угрозу.

Стивен повернулся и потащил ее к поджидавшему коню. Он не дал ей времени самой сесть на лошадь, а поднял и так резко усадил в седло, что у нее лязгнули зубы. Через мгновение он тоже был верхом на своем жеребце.

— Ты поедешь за мной или мне вести твою лошадь? — спросил он, взяв в руки поводья.

Бронуин не могла позволить ему вести себя, как непослушного ребенка.

— Я поеду следом, — сказала она, держа спину очень прямо.

Они двинулись по узкой горной тропе, и Бронуин не стала оглядываться. Ее унижение было слишком велико. Ее люди уважали ее, повиновались ей, но Стивен попытался низвести ее до уровня ребенка. Рэб бежал за лошадьми, как обычно, следуя за хозяйкой.

Они ехали три часа, и Бронуин знала, что они направляются в ее северные владения. Это была дикая гористая местность со множеством ручьев. Стивен ехал не торопясь, не оглядываясь, но чувствуя, когда нужно замедлить шаг, чтобы дождаться ее.

Бронуин очень устала. Она не ела с вечера перед вылазкой, а с тех пор, казалось, прошла вечность. Было ощущение, что желудок гложет сам себя. Дождь перешел в холодную морось, и девушка промерзла до костей. Она часто вздрагивала и несколько раз чихнула. Ее ноги были в ссадинах и синяках, и, как бы она ни поворачивалась, седло терло по больному месту.

Но она скорее умрет, чем попросит Стивена остановиться и дать ей отдохнуть.

К середине дня они остановились, и Бронуин с облегчением вздохнула. Прежде чем она спешилась, Стивен уже оказался рядом и стащил ее с лошади. Она слишком устала, слишком замерзла, слишком хотела есть, чтобы помнить события прошлой ночи.

Он поставил ее на землю и отошел. Не вызывало сомнений, что гнев его не прошел.

— Зачем? — спросил он, и слова эти показали, сколько самообладания ему требовалось, чтобы не накричать на нее. — Зачем ты меня опоила?

Бронуин попыталась распрямить плечи.

— МакГрегоры собирались снова напасть на наш скот, и я должна была защитить собственность своих людей.

Его взгляд остался холодным и непреклонным.

— Неужели тебе никогда не говорили, что это мужское дело — вести войска? Она пожала плечами.

— Так вас учат в Англии. В Шотландии все иначе. С семи лет меня воспитывали вместе с братом. Меня учили ездить верхом и, в случае нужды, пользоваться мечом.

— И ты решила, что я не способен повести людей, поэтому сбросила всю одежду, — он посмеялся над ее короткой юбкой, — и сама повела их за собой. Неужели ты считаешь, что мужественней меня?

— Быть мужчиной! — с отвращением произнесла она. — Только это тебя и заботит. На вылазку ты отправился в полном вооружении. Ты знаешь, что МакГрегоры смеялись надо мной? Они сказали, что у МакАрранов вождь — женщина, а предводитель стальной столб. Так вот, этой ночью я заставила их замолчать. Я вырезала букву «Б» на плече МакГрегора.

— Что?! — ошеломленно пробормотал Стивен.

— Ты слышал, что я сказала, — с вызовом произнесла она.

— О Господи! — воскликнул он, водя рукой по мокрым волосам. — Ты что, ничего не понимаешь в мужской гордости? Всю жизнь ему придется носить отметину, поставленную женщиной. Он будет ненавидеть тебя — и твой клан.

— Ты ошибаешься! Кроме того, МакАрраны и МакГрегоры и так ненавидят друг друга.

— Не так сильно, как я мог заметить. Вы просто дразните друг друга. Это скорее игра, чем война.

— Ты в этом ничего не смыслишь. Ты — англичанин, — заключила она, вернулась к лошади и стала ее расседлывать.

Он положил свою руку поверх ее.

— Я хочу, чтобы ты дала мне слово, что не будешь снова опаивать меня.

Она отпрянула от его прикосновения.

— Бывают моменты, когда…

Он схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.

— Не бывает таких моментов, когда ты можешь распоряжаться моей жизнью или моим умом. А что, если бы возникли проблемы и понадобилась моя помощь? И потом, я не могу жить с женщиной, которой не доверяю. Я хочу, чтобы ты дала мне это обещание. Бронуин улыбнулась.

— Я не могу его дать.

Он оттолкнул ее.

— Я не хочу подвергать своих людей опасности из-за капризов глупой девчонки, — сказал он спокойно.

— Девчонки! — вспылила она. — Я — МакАрран. У меня сотни мужчин и женщин, которые повинуются мне и уважают меня.

— И слишком часто позволяют тебе поступать по-своему. Ты умная женщина, и твои суждения разумны. Но у тебя нет достаточного опыта, чтобы вести мужчин в бой. Этим буду заниматься я.

— Мои люди не пойдут за тобой.

— Пойдут, если только я достаточно проснусь, чтобы их повести. — Он смотрел на нее, но она молчала. — Я попросил тебя об обещании, но теперь я возьму его силой. Если ты еще хоть раз напоишь меня, я заберу твою собаку.

Бронуин в изумлении открыла рот.

— Рэб всегда ко мне вернется.

— Не вернется, если будет в нескольких футах под землей.

Она не сразу поняла смысл его слов.

— Ты его убьешь? Ты убьешь собаку, чтобы получить то, что хочешь?

— Я убью сотню собак или лошадей, чтобы спасти одного человека, своего или твоего, не важно. Их жизни в опасности, если я не смогу их защитить. К, тому же, я не могу провести всю жизнь, беспокоясь, не решит ли моя жена в одну прекрасную ночь усыпить меня. Я ясно выразился?